Все ветки на дереве давно уже зазеленели. Тол одна оставалась черной и голой, будто никакой весь не было.
Сел на нее дятел, постучал клювом и сказал:
― Так-так! Абсолютно сухая ветка. Проснулась ветка от его стука и ахнула:
― Батюшки! Никак уже лето? Неужто я весну проспала?
― Засохла ты, ― прошелестели ветки-соседки. ― Хоть бы ветер тебя поскорее сломал или человек срубил, а то ты все дерево портишь.
― Ничего, ― ответила ветка. ― Скоро и я зазеленею.
― Слыханное ли дело, чтобы среди лета почки раскрылись? ― заворчали ветки-соседки. ― Весной на было зеленеть, весной!
― Если я собираюсь зеленеть, значит, я не совсем сухая, ― ответила ветка.
― Хворостина ты! ― рассердились соседки. ― Палка, дубина, чурка, полено, коряга!
― Говорите что хотите, ― сказала ветка. ― А я все равно оживу.
Но ее твердые почки так и не раскрылись. Никого она не накормила, не спрятала в тени, не приютила в листве. Не цвела она и не пускала по ветру крылатые семена.
Осенью листья на ветках пожелтели и ну летать, кружиться. Ветки-соседки заснули. Теперь они сами стали черными, голыми. Сухая ветка ничем от них не отличалась. Даже дятел как ни в чем не бывало сел на нее и спросил:
― Чего не спишь? Давай спи, набирайся сил до весны! ― И тут он узнал ее. ― Какой же я рассеянный! Хворостине о весне говорю! Так не бывает, чтобы сухая ветка снова ожила.
Вспорхнул и улетел, а ветка выпрямилась и сказала:
― Поживем-увидим.
Пришла зима. Упали снежинки на ветку, укрыли каждый ее сучок, каждую почку, заполнили каждую развилку. Стало ветке тепло и тяжело, словно от листьев. Мороз. Иголочки инея выросли на ветке, окутали ее со всех сторон. Ветка так и засверкала в лучах морозного солнца.
«Что ж! ― подумала она. ― Оказывается, не так уж плохо быть сухою веткой».
Потом наступила оттепель. На ветке повисли капли. Они переливались, блестели, падали одна за другой, и ветка всякий раз приподнималась и вздрагивала. Словно живая. И снова снег. И снова мороз. Долгая была зима. Но вот поглядела ветка вверх: небо теплое, голубое. Поглядела вниз: под деревьями черные круги.
Растаял снег. Появились откуда ни возьмись прошлогодние листья и давай носиться по лесу. Видно, решили, что опять их время пришло.
Ветер утих, и они угомонились. Но заметила ветка, что они и без ветра шуршат потихонечку. Это из-под них травинки вылезают.
Травинки вылезали поодиночке, а листва на дереве распустилась вся сразу. Проснулись ветки-соседки и удивились:
― Ишь ты! Хворостина-то за зиму не сломалась. Видать, крепкая.
Услышала это ветка и загрустила:
― Значит, я и вправду хворостина. Значит, ничего у меня не получится. Хоть бы срубил меня человек, бросил бы в костер…
И она представила себе, как загорится костер, как вспыхнут на ней языки огня, словно большие красные листья. От этого ей стало тепло и немножко больно.
Тут на нее сел дятел:
― Привет-привет! Как здоровье? Не беспокоят ли жучки-короеды?
― Дятел, дятел… ― вздохнула ветка. ― Опять ты все перепутал — сухую ветку за живую принял.
― Какая же ты сухая? ― удивился дятел. ― Ты просто разоспалась. Другие вовсю зеленеют, а у тебя только-только почки раскрылись. Кстати, куда девалась хворостина, которая тут торчала?
― Так это же была я! ― обрадовалась ветка.
― Перестань говорить глупости! ― сказал дятел. ― То была абсолютно сухая ветка. Чего-чего, а живую ветку от сухой уж как-нибудь отличу. Я же все-таки головой работаю.
