Злой голой осенью вот уж плохо стало жить лесному зверю! Плачет Заяц в кустах:
— Холодно мне, Заиньке, страшно мне, беленькому! Все кусты облетели, вся трава полегла, — негде мне от злых глаз схорониться. Надел шубку беленькую, а земля черным-черна, — всяк меня видит издалека, всяк меня гонит-ловит. Пропала моя головушка!
Косач-Тетерев с берёзы бормочет:
— Боюсь понизу бродить, боюсь ягоду клевать. На верховище сижу, кругом гляжу, одни серёжки клюю. Ветром меня на ветках качает, дождём меня мочит, — сидеть нет мочи!
Медведь ворчит:
— Вовсе в лесу есть нечего стало, — хоть к людям иди, коров дави; давно бы спать завалился, да земля гола, берлога кругом видна, — сейчас охотники найдут, сонного убьют.
Сговорились Заяц, Косач и Медведь, — послали Синицу за Дедом Морозом.
— Приходи к нам, Дед Мороз, принеси нам, Дед Мороз, снега, принеси нам, Дед Мороз, зиму!
Дед Мороз покряхтел, пришёл — мешок снега на лес высыпал. Стало кругом бело да ровно.
Медведь сказал:
— Вот и ладно. Спасибо тебе, Дед Мороз!
Залез под кучу валежника. Кучу снегом запорошило — и не видать, что там берлога.
Заяц сказал с оговорочкой:
— Спасибо тебе. Дедушка Мороз! Теперь не видно меня, беленького. Хороша твоя пороша, да вот тёплая, печатная: снег-то мягкий, пушной. Следишки мои на нём видны. Где ни ляжешь отдохнуть, — сейчас кто-нибудь найдёт.
А Косач — тот даже спасибо не сказал.
— Какая это, — бормочет, — зима, когда снегу — курице по колено, когда не прикрыл снег и лежачего полена! Зима наспех — курам на смех. Ни снегу, ни мороза. Что ж мне так всю зиму и болтаться на берёзе?
Пожалел его Дед Мороз, — давай снег на лес большими мешками валить да примораживать, чтобы крапчатый был.
Косач сказал:
— Вот это дело! — да бух с берёзы в снег. Там и ночевал з в норке-то тепло и не видно.
Заяц сказал:
— Дедка Мороз, а со мной-то ты что делаешь! Легко ли мне по эдакому снегу бегать? Глубоко. Ведь по уши в него проваливаюсь! А тропой пойдёшь, — тут тебе и Лиса встречь, тут тебе и капканы наставлены. Ты меня, Заиньку, пожалей: сделай, чтобы сверху снег был корочкой.
А Медведь — тот ничего не сказал: спал.
Пожалел Дед Мороз Зайца. Стал днём снег растоплять, — побежали под валежник струечки. А ночью сырой-то снег сверху давай мостить-примораживать. Сделал наст — крепкую ледяную корку.
Заяц сказал:
— Вот тебе спасибочко-то, Дедушка Мороз! Теперь всё ладно. По насту бегу, не проваливаюсь. Даже и следишек моих на нём не видать.
Косач сказал:
— Да ты что, Дед! Я с вечера в мокрый-то снег бухнусь, поглубже закопаюсь, — ан утром хоть голову себе разбей: ледяная крыша над головой!
А Медведь как выскочит из берлоги, как рявкнет:
— Эй ты, старик! Что снег топишь, струйки пускаешь! Все штаны мне подмочил!
Шарахнулся от него Дед Мороз.
— А ну вас! — говорит. — Привереды! Кому чего, — на всех не угодишь. Я лучше восвояси уберусь.
И ушёл.
Ну, сказать, — лесное зверьё не больно долго о нём плакало: взамен ему Синица живо Весну привела. А Весна, — сами знаете, — всем красна. И нам, и всему лесному зверю люба.
Всех утешила и всех развеселила.
А как она это сделала, — о том другой сказ.
